Неизвестный. Интенсивный практикум 2003г.

                                                                      Интенсивный практикум                                                                                                         (очерки участника,  пожелавшего остаться неизвестным (2003г.)

Сочи встретил меня жарой и солнцем и я, вытягивая из вагона неподъемные чемоданы, уже начинала понимать, что "второй уровень - это вам совсем не первый". Здесь появились добрые люди с машиной, погрузили, посадили, довезли до нужного места, которое находилось в сыром туманном ущелье. Первый день был занят размещением и подготовительными работами. Затем достижением состояния "мира 36" путем долгой ночной медитации под опытным руководством и работа по его удержанию…

Следующий день в молчании я выдержала почти с приятностью, медитацию с камнем в лесу также, и, наблюдая напряжение, тяжесть, нервность, доходящую до стресса, у некоторых "братьев по интенсиву", необоснованно пришла к выводу, что мне все это дается легко и я вполне-вполне. Это "вполне" с внутренним грохотом обрушилось уже через несколько дней, оставив после себя глубокую печаль о собственном крайнем несовершенстве и никчемности. Но по порядку: молчаливая лесная жизнь в кругу друзей с отсутствием бытовых излишеств сопровождалась у меня стабильным внутренним покоем. Общение с помощью знаков и записочек в день молчания умиляло.

Некоторые же люди закручинились: кто по отсутствию ожидаемого комфорта и из-за строгой вегетарианской диеты, для кого-то проблемой были сутки молчания, - великомученики, побледнев, изо всех сил удерживали поток слов готовый вот-вот прорвать преграду напряженно сжатых губ. Ожидали худшего: как-то, притопывая хлюпающими ботинками, узнали, что скоро будем перебираться в еще более темное и сырое ущелье. Напряжение росло…

Туманное утро… Круг людей и круг камней предназначенных друг другу волею судьбы и организаторов… Каждому вручается камень и людей по одному ведут в сумрачный сырой лес на неопределенный срок с условием не уходить от назначенного места более чем на десять шагов, а первые полчаса так вообще рекомендовано неподвижно простоять, держа камень в руках. Тяжелый грязный камень с острыми краями стал моим товарищем на несколько часов. Ведущий, легко перескакивая с корня на корень вдоль русла бурной реки, молча заводил меня в глухую чащобу. Я, пыхтя с камнем в руках, едва за ним поспевала. И вот предо мной немыслимо отвесный склон, ведущий машет рукой наверх: "ползи, мол", а я, делая крайне неуклюжие попытки взобраться, съезжаю вниз раз за разом. Наконец, мне удалось вцепиться в торчащий корень, и, подтянувшись, взобраться на склон. И вот я осталась одна.Участники рассказывали потом насколько им было тяжко и страшно одним в лесу. Кто-то страдал, кто-то плакал от неимоверной душевной тяжести, кто-то от избытка гневных чувств кричал на весь лес и швырял камень от себя подальше… Я постояла сколько-то, держа в руках камень, затем села, обняв каменного сотоварища и попыталась погрузиться в его плотное бытие. Вначале отвлекал плеск реки, шум ветра, шелест деревьев, постепенно же течение времени замедлилось, стало казаться, что деревья растут быстро, камни вокруг становились родными и понимающими, чуть ли не говорящими, и так, растворившись в земной плотности, положив на грудь каменного родственника, я задремала и не сразу услышала колокольчик ведущего. На обратном пути, удовлетворила в ближайшем ручье острое желание отмыть от грязи себя и камень, и вот мы с ним мокрые, тихие и посветлевшие, вернулись в лагерь.

Вечером вся компания с завязанными глазами долго ходила по импровизированному "каминному залу" в дворовой пристройке, стараясь прислушиваться "всем собой", чувствовать других и, пытаясь не сталкиваться с ними. Вначале молча, затем разговаривая вразнобой на несуществующих языках, затем повторяя мантру, которая возникала внутри. Кто сел, не выдержав напряжения, кто плотно прилип к стенке, кто, выйдя на середину и, раскинув в стороны руки, расчистил пространство для своего существования в пространстве других. Все мы были разные настолько, насколько возможно себе представить, но в какой-то момент этой странной деятельности, у меня возникло ясное ощущение - что все "они" есть "я" - и тот, кто отойдя, сел; и тот, кто вжался в стену; и тот, кто ходит, бодро пихаясь; и утомившаяся ведущая - все вместе сразу целиком стали моим "я" - все во мне и я во всех… Это было потрясающее переживание!

На следующий день был бодрый марш-бросок по горам с нечетким маршрутом (как потом выяснилось, мы сильно промахнулись, взяв на несколько километров левее). То лезем вверх, цепляясь за кустарник, траву, то едем вниз. Живые, полны царапин и впечатлений, оказываемся в невероятной красоты и первозданности каньоне под названием "Пасть дракона".

Жизнь помаленьку налаживалась: пространство почти сухого спального мешка стало казаться очень уютным, особенности и странности людей, ставших частью меня, принимались с легкостью. Но вот сообщение поздно вечером: "завтра утром быть готовыми к переезду в давно обещанное темное и глухое ущелье".

Солнечным утром привезли нас… в комфортабельный отель в центре Сочи, где ждали нас приличные номера, вкуснейший обед в кафе ("Чего изволите: мясо или рыбу, чай или кофе, белое вино или красное, а, может быть, вам коньяк?!") и прогулка по морю на яхте. Казалось, ну что еще человеку нужно, а в моей душе становилось все смурнее, ибо приходило понимание, что в этом лезущем в уши грохоте разухабистой музыки, толчее жадных до развлечений отдыхающих, внутреннюю стабильность состояния удерживать ой как не просто, это вам не с камнем в лесу сидеть. Кто-то же из участников облегченно сказал: "ну вот, наконец-то нормальная жизнь!" Так вот оно "темное и глухое ущелье"… На следующий день задание - развлекаться изо всех сил и с полной включенностью, на что даже были выданв всем финансы. Моего никудышного "пыла" хватило добраться до дендрария и провести там весь день в неспешных прогулках и милых беседах с приятным человеком. Понравилось. Следующие дни с другими приятными людьми умудрялись находить тихие местечки и практически полностью исчезать из навязчиво-тусовочной жизни города-курорта. Казалось, и тут я почти справилась, с трудом великим, но все же справилась…

И вот настал последний день, хлопоты по сдаче номеров и отбывание на машинах в адлеровский пансионат на последний пир. Дождь, начавшись с утра, все усиливался и усиливался. Друзья короткими перебежками неслись до машины, рассаживались, вытягивая ноги, и расслабленно улыбались, радуясь удачному завершению интенсива. Услышанные мной слова "на рынок еще заехать нужно" приятно отозвались в районе желудка заманчивым предвкушением деликатесов. Неожиданно мы получили от ведущего конвертик с надписью "Финальное задание" со словами "открыть конверт на рынке. Оказавшись на рынке, с рассеянной беззаботностью, распечатываю конверт и, обомлев, читаю раз, другой, третий вот такое задание: "В течении 15 минут в людном месте, проповедовать христианство, громко начав со слов "Люди, слушайте меня!".

Дождь. Я стою под зонтом с листочком прочитанного "задания". Плохо соображая, достаю секундомер, так предусмотрительно отданный мне младшим сыном, обвожу взглядом смуглые восточные лица ("ваххабиты, не иначе", - проносится в голове), открываю рот и… ноги несут меня прочь от этих "мусульманских" рядов, а глаза стреляют, выискивая славянские лица. Вот они, почти славяне. Набираю побольше воздуха, вижу идущего милиционера, вновь влекусь по рыночным рядам ("с зонтом и секундомером - хорош проповедничек" - возгласы ума), и вот оно, почти сверхусилие: закрываю зонт, убираю секундомер, встаю под дождь и слышу свое громкое: "Люди, слушайте меня!". "Господь наш Иисус Христос страдал за нас на кресте", - звук голоса падает независимо от моих усилий удержать его. "Подумайте о душе", - это уже почти шепотом. "Покайтесь…", - тихо-тихо полузадушенным петухом… Тишина… снаружи… внутри… ни мыслей, ни чувств. Снова усилие над собой, за здравие: "Люди, слушайте меня!", тот же текст, с вымученным шепотком в конце "покайтесь…", и ни одной новой фразы, ни одного хотя бы переставленного слова. Понимая краем сознания, что аудитория от такого проповедника не сильно обратится, я начинаю бродить вдоль рыночных рядов, изо всех сил пытаясь что-то изменить: порядок ли слов, четкость ли речи, стандарт ли "здравия-упокоя", до хоть бы говорить чуть-чуть погромче, и со смятением понимаю, что это выше моих сил, "я" абсолютно не слушает "меня". Кажется, так проходит целый час, я смотрю по сторонам и вижу ноль эмоций у торгового люда, да что они тут тихих сумасшедших не видели, что ли. С чувством выполненного задания пусть плохонькой, но долгой проповеди я побежала к ведущему, и с глубоким изумлением узнала, что весь мой срам занял всего восемь минут. Вернуться то назад я в себе силы нашла. А что с того… И пластинка та же и заедает там же. Совершенно ошалевшую, потерявшую всю и всяческую ориентацию в мире и пространстве меня подобрали друзья по "финальному заданию".

Вечером узнала о звездных "15-ти минутах" моих "сообщников по духовному росту". На двух рынках адлеровском и "абхазском" было несколько проповедников христианства, несколько поедателей бесплатно инжира с целью вызвать раздражение торговцев, пара бездвижных стоятелей с камнем в руках, продавцов ненужных бумажек за деньги, одна декламаторша стихов Поля Верлена и одна состоятельно выглядящая нищенка. Из проповедников один устроил потрясающую дискуссию о христианстве, этакое общественное шоу, втягивая в процесс торговцев фруктами словами: "а какой вы веры ?" и почти обращая их в веру свою, чем вызывал великий восторг у родных наблюдателей и чужих зевак ; красивую же проповедь другой участницы "финала" быстро стали глушить буйной музыкой из ближайшей забегаловки. Поедатели инжира распределились между двумя крайностями: один сразу вызвал раздражение, ему сказали много разных слов, которых он совсем не привык слышать в свой адрес, и напоследок, пообещали побить и стали при этом засучивать рукава. Другой же очень не любил всякий инжир, а уж не мытый - подавно. Но на него никто и ни думал раздражатся . Он ел, ел, ел … Наевшись до отвала немытого инжира, бедолага стал приставать к торговцем: "Ну, вот я ем ваш инжир, а вам все равно что ли, почему вы на меня не сердитесь - не раздражаетесь, не гоните меня, наконец-то?" Торговцы, окидывая взглядом интеллигентного очкарика, лишь грустно и безнадежно вздыхали: "Купил бы ты килограмм инжира и поел бы вволю".

Одного из наших продавцов бесполезных мелких бумажонок осенила гениальная мысль, - он продавал "волшебные" бумажечки! От этого изобретения в его глазах зажегся неистовый огонь, и его вера в "мир 36 законов" стала интенсивно привлекать покупателей. Но они-то люди, в торговле собаку съевшие, кота в мешке покупать не желали, а все интересовались, как бумажечками правильно пользоваться, чтоб ни граммульки волшебства не растранжирить зря. Наш гений нашелся: "Каждое утро по одной бумажечке аккуратно сворачивайте и в свой кошелек кладёте". Конечно, после такой впечатляющей инструкции тут же нашелся оптовый покупатель на всю партию бесполезных бумажек. Состоятельная просительница милостыни, убрав в карман мобильник и сняв с себя золотишко , бойко нахристарадничала приличную сумму, быстро войдя во вкус и огорчаясь лишь быстротечностью времени.

Чтицу стихов Верлена кое-кто из деятелей рынка даже слушал.

И уж никто не мог предположить, что тихое стояние с камнем окажется самым необычным по результатам, а для кого-то и вполне динамичным заданием. Девушка, которая несколько дней лежала с температурой, стоя с камнем под проливным дождем, приготовилась достойно прожить последние 15 минут своей молодой жизни во внутренней тиши и ясности. То-то было ее изумление, когда на следующее утро она окончательно выздоровела. Ну а стояние с камнем другой тихой девушки "стоянием" назвать сложно , это, скорее, была "ходьба" под конвоем, т.к. из всех камней ей наиболее приглянулся кусок бетона с торчащими из него арматуринами , крепко обняв который, она отравилась в путешествие до своего внутреннего центра посреди "Абхазского" рынка… Торговцы занервничали и вызвали милицию. Дюжие милиционеры, помахав руками перед лицом стоящей столбом девушки, потыкали в нее пальцами и решили отобрать кусок бетона, но ни тут-то было. Кусок прижимался к груди как последняя драгоценность материального мира и служители закона, устав порядком и, осознав бесполезность приложения своих сил к хрупкому телу, а, может просто не желая позориться перед рыночными согражданами, с трудом отконвоировали тело в отделение милиции, где и истекли с честью выдержанные 15 минут задания. "Все, ребята, я пойду", - неожиданно сказала молчавшая раньше девушка, до крайности шокировав стражу.

Вот так и прошел последний день .Вечером было обсуждение и пир, утром - светлое и грустное расставание сроднившихся за это время друзей, отъезд и неожиданно посетившая меня мысль: "А будет ли интенсив третьего уровня". А?

 

Фотографии разных лет с практикумов и семинаров