Андрей Рыжов. Хурзук – Невинномысск. Хроника двух дней

Хурзук – Невинномысск. Хроника двух дней.

Поезд

Ехали неимоверно долго. Во всяком случае, так это мной ощущалось. Моя полка – сверху, в самом конце вагона, у двери в тамбур и бытовое отделение. Как туда, так и обратно. Давно уж заметил, что мне всегда «везёт» в некоторых делах, но компенсируется это действительным везением в иных, зачастую более существенных для меня обстоятельствах. Впрочем, Ле Цзы, которого мы читали наверху, по соседству с облаками, пишет, что и удача, и невезение от нас не зависят, – мол, просто так предписано, вот и лучше об этом не задумываться... Вереница людей, щелканье замков, бранчливые реплики соседей напротив и извинительные ответы. Около 12 дня пробудился А. и, нанеся визит вежливости из своего соседнего вагона, так и остался у нас надолго. Затем убежал, однако вскоре снова вернулся, и терпеливо просидел почти до конца.

Я лежал на своей полке и слушал раздающиеся снизу весьма свежие анекдоты, презабавные истории, ну и, конечно, рассуждения как «по поводу», так и просто ради «красного словца», и всё это составляло стержень, содержание общения А. & А. Спать наверху было и легко, и сложно. Не спать, к сожалению, тоже. Я упорно, продираясь сквозь дрёму, соединял доносившуюся снизу, сбоку и чуть сзади, из предыдущего купе, разноголосицу в одну сплошную ленту звуков и отстранялся от неё, с далёкой целью увидеть её деталью окружающего вагонного интерьера и мелькающих за окном полей, деревьев и полустанков, а затем я приклеивал к этому ландшафту ещё и ощущения, и мысли. Изредка эта операция венчалась успехом, и я оказывался вне этого поезда. Всё у меня получалось до того момента, когда досужие соседки, поголовно вооруженные кроссвордами, не включили для услады своего слуха поездное радио, и на нас обрушился дождь пронзительных по банальности и популярности строф о любви под тщательно подобранный аккомпанемент. Все эти сантименты  иногда перемежались ясными и тревожными сводками о начавшихся событиях в Осетии.

Поезд нёсся куда-то, вмещая и радиоволны, и всех нас, и мне сначала хотелось было сказать – «нёсся вперёд», но вот что такое это пресловутое «вперёд»? Есть ли иное направление, отличное от того, куда нас везёт поезд? С этими и подобными им осколками мыслей я вернулся с друзьями в Москву за час до полуночи по местному времени.

Парк южной культуры

Посадке на поезд предшествовала длинная дорога к вокзалу из южного парка. Мы заблудились, однако беспокойство в нас отсутствовало. Ибо времени до нашего отправления оставалось ещё, как говорится, «вагон и маленькая тележка». Спрашивая у встречных прохожих дорогу на вокзал через каждые десять минут, мы упрямо не возвращались назад, как можно было бы сделать, чтобы спокойно дефилировать по центральным улицам Н-ска, повторяя уже пройденный нами днём маршрут. Вместо этого мы каждый раз убеждались, что движемся в верном направлении, и затем срезали путь, минуя жилые, спальные кварталы без фонарей, с их шушуканьем у подъездов, неясными личностями, возникающими ниоткуда и исчезающими в никуда и вспыхивающими огнями сигарет. Шли, словно разведгруппа, попарно, растянувшись на несколько десятков метров. Перебегали какие-то объездные трассы, затем долго искали загадочную «дорожку налево», пока, наконец, действительно не свернули куда-то в темень. В нескольких километрах от нас завиднелись ориентиры: призывно горящие галогенные станционные прожекторы, оттуда же доносились объявления о прибытии и отправлении составов. Новокузнецк, Москва, Ростов, Кисловодск…

Оказалось, мы забрели в район, где улица состояла из частных одноэтажных домов, окруженных высокими заборами. Освещения почти не было. За каждым вторым забором пробуждалась и начинала голосить собака, провожая нас и передавая эстафету своей товарке дальше. На собак мы не отвлекались. Мы вышли к цели благодаря безошибочной интуиции А., свернувшего по направлению к прожекторам, едва закончились и без того нечастые фонари на нашей дороге с набросанной щебенкой, и выбрались точно напротив вокзала. Спрыгнув с терминала и перебежав через пути, мы оказались в зале ожидания среди друзей, решивших не гулять по Н-ску и остаться на вокзале.

А до вокзала был парк. О! До чего мне жаль, что некрепок и неуверен мой слог, ибо не поведать мне обо всём так, как хотел бы!.. Вечерело. Мы миновали таверну, представлявшую собой квадрат сто метров на сто, с раскиданными точками шашлычного общепита, ароматными дымами, батутами с порскающими на них и с них детьми и счастливыми их родителями поодаль, и углубились в парк по центральной диагональной аллее. Я знаю все парки просто великолепно, и да не прозвучит это наивным хвастовством. Я хожу по ним так, как профессиональный музыкант играет арпеджио. Определённо, существовал ГОСТ, по которому и разбивались все парки культуры и отдыха, а побывал я в них предостаточно. Парк Н-ска, однако, хранил в себе мягкое южное очарование, что скрашивало неизбывность общесоюзных стандартов. Мы с С. поначалу всё выглядывали тутовые деревья, не знакомые нашей полосе и ностальгируя о детских переживаниях, когда шелковица падает прямо тебе в рот, но при виде аттракционов забыли обо всём, деревьев так и не сыскав.

Отважились сначала поехать на «Вихре». Это обычная цепочка. Помнится, будучи детьми, на таких цепочках мы соединялись друг с другом, а едва вращение набирало силу, мы начинали ловко пихаться. В случае удачи тебя выталкивало метра за полтора от окружности, которую описывали все сиденья, и на минуту ты оказывался и «над», и «вне», и счастливца переполнял восторг, а всё становилось ещё прекраснее. Мы с А. не пошли кататься. А. предположил, что у него закружится голова, у меня была более простая причина. Все остальные наши купили билеты, расселись и по команде боевитой, собранной бабушки-начальницы аттракциона подняли ноги над асфальтом, установив их в безопасном положении, согласно правилам безопасности. Начальница усадила всех, оставляя между соседями пустое сиденье, и тем самым исключила любые сбои в работе, связанные с попытками толкаться и оказаться на время вне плановой орбиты. Я же, пока суть да дело, успел отлучиться за пивом и наблюдал запуск, уже находясь навеселе.

Поехали плавно и уверенно. Я дождался, пока карусель не сделает пару полных оборотов, и стал, смеясь, размахивать руками и кричать, что ноги можно уже опускать. Куда там! Никто не слышал. Все закрыли глаза, раскинули руки и пребывали в блаженстве. Не без удивления обнаружил я в себе наблюдение о том, что карусель здесь запускается даже ради одного заплатившего, затем вдруг возник вывод, что аттракцион не должен простаивать из-за вероятного указания администрации. Раздраженный и этой логикой, и её содержанием, я принялся избавляться и от этих фокусов, и от детских своих воспоминаний, но был прерван А., интонация которого выражала крайнюю заинтересованность: «А что, где-то пиво дают?» Пивом я поделился, после основательной дискуссии о том, хватит ли мне одного стакана – «нет, я себя не обделяю, а пивом – тем паче».

Лица вращающихся были прекрасны. Все сидели, прикрепленные ремешками к своим стульчикам, примотанным цепями к несущему кругу, который приводил в движение невидимый мотор, спрятанный в основании аттракциона, но пребывали все далеко от сидений. Кто-то мечтал, кто-то летал, кто-то просто светился… «Сколько же мне лет?» – думал я, глядя на ребят. Двенадцать? Двадцать четыре?.. Конечно, я не думал о возрасте сущности, ибо вряд ли что-либо определённо знаю о ней. Я погружался в одну и ту же мысль, тревожащую меня уже, наверное, с год, если не более. Куда-то я врос, что-то случилось когда-то, и оттуда, из этого – как полагают невежды – уже ушедшего времени, на меня накатывают волны и страсти, и тупости, и романтики, и многое другое, – всего не перечислить. Я понял, как эти волны различать, и часто наблюдаю в себе, как сталкиваются две эти силы, словно программы из прошлого и настоящего, словно два океанских вала. Но власти над ними у меня пока нет. Всё, чему я пока научился – это твердо напоминать себе, что я уже не полностью там, прекращая на миг всю эту на первый взгляд неприметную и якобы безобидную возню.

«Вихря», о чём легко догадаться, нам оказалось мало. С. & Э. направились на другую вертушку, которая не просто кружила голову, но и поднималась при этом вертикально. Вернулись они невероятно счастливыми. А мы тем временем осмотрелись и выбрали тир. Не забывая, конечно, и о пиве – оно, наконец, появилось теперь в руках у всех. Рядом со стойкой тира мы представляли собой красивое зрелище! В одной руке – винтовка, в другой – поллитровка с пивом.

Лет в двенадцать я неплохо стрелял. Ныне руки у меня дрожат, зрение такое, что за десять метров ничего не видно, и я ограничился «присоединением» к нашим стрелкам. Мы брали винтовки и с азартом пуляли по мишеням. Я удивлённо наблюдал за сторонними зрителями и желающими пострелять – куда же все они почти сразу улетучились, словно сберегая нам крохи восторга и не желая смущать? Затем мы на пару с О. – я и к ней «присоединился» – проникновенно исполнили какой-то современный романс, пользуясь бегущей строкой на телеэкране в качестве подсказки. Все мы словно пребывали в каком-то промежутке между прошлым и будущим. Хотели при этом одного, делали другое и думали, что думаем о третьем или о пятом, или вообще не думали.

Что позволено Юпитеру, то не позволено быку. Мы – где-то между одним и другим, и диапазон велик. Но лица всё-таки были светлыми, настроение – спокойным. Я не мог отделаться от ощущения, что маленькие девочки и мальчики засматривались на весь этот карнавал, и я тоже вроде был одним из них в этот миг, и не могли ни поверить празднику жизни, ни разувериться раз и навсегда во всём этом. Постоянно же хочется что-то взять от Юпитера, что-то – от быка, ну и от себя нечто добавить. Как иначе – неясно. Может, всё это способно и заработать, если приобрести секрет, – секрет отнюдь не смешивания, но переплавки.

Дамба

Если вы ещё не устали от этой нескончаемой череды фактов и недоказанных мнений, то, наверное, вы спросите: как же нас угораздило попасть в парк, да под конец рабочей недели, и не в простой парк, а южный? Отвечаем. Сначала надо спуститься с гор, о чём многие уже догадались. Затем нанять транспорт и приехать на железнодорожный вокзал, не забыв по дороге накупить провизии на рынке. Затем быстро понять, куда ветры дуют, закинуть вещи в камеру хранения, попрощаться с теми, кто предпочитает спокойный зал ожидания, и уйти на поиски приключений в город, и при всём этом лучше иметь в запасе несколько часов, да не забыть поесть.

Придерживаясь этой схемы, наша небольшая группа, сплочённая и симпатиями, и отказом от покоя на вокзале, быстро добралась до кафе. Где внезапно и столкнулась с С., покинувшим предгорье часа на три часа раньше с нашими одесситами, спешившими на свои дневные рейсы. С. выглядел измученным и вымотанным. Оказалось, он бродил по Н-ску уже полдня, выучил даже названия улиц и решил зайти в кафе перекусить.

Все пообедали. Взяв С. с собой, отправились в путь. Мне нравится это переживание, особенно если его воспитывать и с постоянством поддерживать: работая с интенсивным – насколько удаётся удерживать – напряжением, будь то сочинение или даже деловой проект, неторопливо гулять, словно заправский бездельник, по улицам города. Чужой город вносит новизну и свежесть, а затем ты возвращаешься в свой – и через какое-то время можешь вновь стать его интерьером. Поэтому ради тренировки прохаживаться лучше по своему городу, а не по чужому. Осматривая окрестности, никуда нельзя спешить. Оберегая собственное состояние, сводить на ноль пустое общение. Не думать о планах, о будущем, и уж тем более не думать о настоящем, хотя и помнить обо всём этом надо бы, а планы – реализовывать. Всё это – мысли не мои, а отзвуки идей даосов, иронизирующих надо всем, так сказать, «слишком человеческим», читанных нами для любопытных и заинтересованных облаков, о чём, впрочем, я уже говорил. «Какая же дружба без мысли о дружбе?» – помните? это оттуда же.

Вопрос, задаваемый одновременно тремя голосами: «Скажите, пожалуйста, где у вас здесь река, храм или парк?» последовательно сбивал с толку всех, кому был адресован, не исключая и спрашивающих, то есть нас самих. Честно говоря, мы знали, чего хотели, и даже в какой последовательности, но не могли заставить себя сформулировать это словами, – обычное дело. Наконец, мы вышли вроде бы к Кубани, но течения почти не было, и стало понятно, что перед нами – озеро. С. тем временем вновь незаметно от нас отделился.

Добрались до пляжа, сели передохнуть. А. направился поплавать, на зависть всем, не имевшим под рукой купальных принадлежностей. Похоже, только я не завидовал, потому что не люблю слишком тёплой воды. Помимо А., зеркальную гладь водной поверхности разрезали лодки и катамараны. Кто же против такого искушения устоит – и нашим стало нужно!.. Мы остались втроём: А. в воде, я на лавочке и С., отошедшая в сторону с телефоном в руке. Повернувшись к озеру спиной, я вновь занялся интересной насыпью высотой с пару метров, начинавшейся почти сразу за скамейкой. По мощеной гравием тропе поверх насыпи прогуливались люди, словно дозоры по сторожевой дороге на Великой Китайской Стене.

Через минуту я догадался, в чём здесь дело. Я попросил А. постеречь вещички, а мы вместе с С. оправились убедиться, что за насыпью – Кубань-река, с прохладной водой и стремительным течением. Так и оказалось. Мы спустились по небольшому обрыву, присели на корточки и поболтали руками в воде, закатав рукава. Помолчали; затем вновь поднялись на насыпь и некоторое время разглядывали берег напротив.

Как раз в том месте, где нам показалось удобно спускаться, когда-то был мост. Меня давно влечёт к разным старинным постройкам, когда-то кому-то нужным, а затем забытым, иногда и просто сломанным. Припоминаю смешанное чувство на сторожевой башне на пригорке под Сочи, с чучелами животных на её этажах, нечто подобное – давным-давно это было – и в центре Вильнюса. В Нижнем Н. мы частенько заходили в укромный переулок, где стояла полуразваленная церквушка, да и вообще подобных мест, раскиданных по разным городам, я знаю несколько...

От этого моста остались две внушительные опоры. Там, где на противоположном берегу угадывалась дорога, бурно разрослись кустарник и высокая трава. Но зато наш берег был аккуратно выложен крупной галькой, и кое-где на неё даже набросили сетку, чтобы насыпь не размывало весенним разливом.

Мы вернулись к А., вновь присели на скамейку, поговорили. И отправились на поиски наших, куда-то уплывших на лодке, чтобы всем вместе тронуться в парк.

Аул

Аул, что вполне логично, был ещё раньше. Наш хозяин, едва встретив нас, побежал снимать с отъезжающего грузовика свою верёвку, восклицая: «А где же моя веревка?! Эх, ребята…» Помнится, минутой ранее мы стояли на кузове с С., проверяли, все ли вещички разобраны, и, глядя на верёвку, С. вымолвил: «Что же, К. (так звали хозяина) с ней сам разберётся». Так и случилось.

А ещё наш хозяин сразу включил телевизор в своей комнате. Показывали мультфильмы, затем ещё какую-то ерунду, и, наконец, рекламу края в целом. В этом уютном уголке сразу сконцентрировалась стайка милых девушек, и им даже перепало по 30 граммов коньяка. Убедившись, что телевизор работает надёжно, К. сделал несколько важных звонков и вышел взглянуть, что происходит у нас в соседней комнате. Дружелюбная реплика «сварите хоть макароны», произнесенная не без сожаления, насмешила меня, ведь ничего другого у нас и не было. О. & A. & С. споро и умело взялись за дело. А окончательно жизнь наладилась, когда А. зажарил несколько кусков баранины.

Улечься спать долго не удавалось: не проходило возбуждение, вызванное предшествовавшей аулу дорогой. К. неторопливо прохаживался из комнаты в комнату, посматривая на нас, когда отрывался от телевизора и новой серии звонков. Куда ему спешить, что делать в ауле? Работа его – в горах, а здесь он принимает гостей.

Заказанный на следующий день автобус пришёл точно ко времени, мы распрощались с нашим гостеприимным хозяином и парой его друзей и все разъехались к своим баранам, кто вниз, кто – вверх.

Горы

На грузовике с брёвнами к нам прибыли не один, а трое водителей. Один карачаевец и двое местных русских. Карачаевец вёл машину наверх, и предполагалось, что один из русских поведёт машину обратно вниз. Звали его Е. Но Е. начал какие-то переговоры со всеми, кто готов был слушать: ему не нравилось, что сумки набросаны не так, как ему надо. Вообще он был с изрядного похмелья, и, мне сдаётся, пребывает в нём почти постоянно. Я подумал: никуда ты не денешься, а не поедешь сам – так тебя отвезут. Так и вышло. Со словами «Привет, смертники! Плавать все умеют?», он влез к нам в кузов, а грузовик в аул повёл прежний водитель. До этого он же сбрасывал с кузова доски и брёвна.

Д. & В., как прояснилось в позднейших беседах, консолидировались во мнении, что это Е. нам «накаркал» приключение. Я придерживаюсь, однако, иного мнения: разве это локальное, так сказать, явление на фоне местной культуры способно на что-либо влиять? Да, мы действительно застряли посередине реки, потому что вода поднялась, а мост был проломлен. От того, что какой-то Е. знал о препятствии, ничего же не изменилось ни в нём, ни вовне. Я даже снова процитирую Ле Цзы: «В Чжэн жил могущественный колдун, который умел угадывать судьбы людей…Еще он умел предсказывать события, называя и год, и месяц, и даже день. Так велико было его искусство, что жители Чжэн, завидев его, обращались в бегство. Когда Ле Цзы увиделся с ним, ему в сердце словно хмель ударил…», ну и т.д. Я привёл эту цитату лишь для того, чтобы показать, что тысячелетиями люди думали над случаем и закономерностью, над диктатом заданной судьбы и возможностью её изменить, и некоторые что-то поняли в этом деле. А объектом интереса заурядных Е. с их магией являются лишь наши ожидания и наши страхи, цветение и плоды которых мы сами же в себе и лелеем.

В кузове, когда миновали нарзанный источник, нас осталось пятеро, все ребята решили спускаться пешком вслед за нами. Какое же изумление было написано на многих  лицах, когда они нас нагнали! Вот зарисовка: машина точно посередине реки, и вода, набегая, хлещет в кузов через щели в бортах. Мы, синхронно сложив на груди руки в наполеоновском жесте, оживленно, с неподдельным интересом рассматриваем воду, друг друга и тех, кто с таким же интересом рассматривает нас с мостика, – до этого, конечно, мы быстро перекидали все вещи к сухому борту.

Вновь возник рядом К., наш хозяин. Затем – случайный лесовоз, который нас вытолкнул, после чего вытаскивать пришлось уже лесовоз, севший на нашем месте. Пока всё это длилось, пять человек вместе с К. накидывали длинные доски на мостик, закрывая проломы. Затем они присоединись к остальным, К. отправился в аул, и мы уже все вместе смотрели, как лошадь приучают ходить по восстановленному мосту, а та всё ещё боится, хотя её подружку перед ней по этому же мосту и провели.

Подозреваю, что многие старые мои приятели спросят меня: каков прок от этой груды не особенно интересных фактов, неужели ты обленился настолько, что не можешь подобрать лучшую форму для изложения? Почему нет ни слова о горах? И в чём, если быть пристрастным, состоит твоё сообщение?..

На случай расспросов я приготовил краткий ответ. Я полагаю, что однажды, вернувшись в очередной раз из-под облаков, надо прекратить репетировать роль человека, покидающего вагон поезда. Я говорю «прекратить» потому, что обычно мы выходим с чрезмерной заботой и крепкой памятью о вагоне, да и не столько выходим, сколько репетируем это действие. Крепкая память возвращает нас на свои места, и, будь они у тамбура или рядом с проводницей, нет между ними разницы: вагон-то один. Все знают, что когда-то всё равно ведь придётся выйти, так почему же не сделать это по собственной воле? О дальнейшем я не знаю. Однако подозреваю, что надо либо сесть в иной поезд, либо, для начала, перебежать в кабину локомотива, который у каждого состава в наличии, и уговорить машиниста – если он на месте, конечно, – сменить курс.

Фотографии разных лет с практикумов и семинаров