Евгений Милявский. О поэзии Аркадия Ровнера

Текст доклада,  прочитанного на Презентации дисков «Антология современной русской поэзии» 20.10.2009г. Москва. С дополнениями.

Творчество это установление новых внутренних связей между вещами. Мыслитель, ученый, изобретатель, художник – все они находят новые связи в той или иной сфере. Мыслитель преимущественно связывает между собой абстрактные идеи. Ученый, изобретатель связывают предметные закономерности. При этом в творческом акте  мыслителя, ученого, изобретателя чувство может не присутствовать или присутствовать очень мало. Художник и поэт творят через акт целостного переживания. Оно включает в себя и мысли и чувства и еще что то, что назвать я не могу, это невыразимо.

Истинный поэт в акте творческого воплощения связывает между собой составляющие души, название которым мы знаем, или думаем, что знаем, а также те, которые существует, но мы очень слабо их понимаем и называем неточно и приблизительно. Поэзия короче прозы. Почему? И то и другое выражается через слова. Почему у поэзии меньше слов? Потому что она,  в отличие даже и от настоящих образцов художественной прозы и примыкающей к ней эпической поэзии, устанавливает связи между вещами, которые почти невыразимы в словах.

Иначе говоря,  поэзия вынуждена так исхитряться, используя слова, чтобы слов было немного, и они  сочетались таким образом, чтобы выразить невыразимое. Излишек слов вредит поэзии, он создает ненужные привычные  связи, ассоциации. Поэзия  пытается охватить выразить, передать  человеческую душу в ее целостном, значит, невыразимом обличии.

Невыразимом еще  и  потому, что человеческая душа сама по себе, отдельно не существует, она связана с другими человеческими душами и все вместе они связаны, вероятно, с какой-то Мировой душой.  Потому в поэзии  мало слов. Потому в поэзии неожиданные с точки зрения науки, рацио, - повороты и связи.

И потому восторг от хорошей поэзии: душа чувствует, что в ней она нашла наиболее полное из возможных свое выражение.

У каждого поэта своя поэзия. Если говорить грубо, у поэтов разные объемы душ, разный объем охвата душевной субстанции других людей,  разная способность проникать в мировую душу, и еще  разная специализация  что ли, их привлекают  разные области всего этого душевного океана в целом.

Но в первую очередь поэзия каждого настоящего поэта является слепком его личной души. Так и с поэзией Аркадия Ровнера. Сборники его стихов  - это сборники четырехмерных фотографических снимков пространства его души, и они могут дать о ней  более полное и точное представление, чем мы смогли бы получить из его более длинных прозаических и публицистических  произведений.

Только так, сделав короткий четырехмерный фотографический снимок-стихотворение можно зафиксировать подвижную жизнь души. И такая фотография может дать более точное представление о предмете, чем длинный и подробный рассказ. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Так и с поэзией и прозой. Если уж увидел, испытал восторг узнавания - узнал зачастую больше об этой тонкой субстанции, чем прочитав длинный роман.

 Итак, о поэзии Аркадия Ровнера.

Закон поэзии - живое переживание связи вещей в ней безусловно  присутствует. И окрашивает всю её. Разумеется, это особое переживание. Не такое как, например, знакомое всем из   школьного курса поэзии, например, в поэзии Есенина. В известном стихотворении Есенин в акте творческого переживания связывает образы дерева, родного дома, матери. И сделать это так, как сделал он, совсем не просто, для этого нужен настоящий талант поэта. Такого рода  поэзия понятна практически каждому человеку, обладающему хоть каким-то поэтических слухом,  она живет в объеме переживаний, знакомом почти  каждому. Не случайно даже некоторые преступники понимают такого рода поэзию.

Поэзия же   Аркадия Ровнера стремится охватить гораздо большие душевные пространства, вернее, она живет в других пространствах, в большем объеме. Она охватывает и близкие, понятные нам вещи, и  вещи предельные. И близкие вещи в ней связаны с далекими и помогают увидеть далекие. Независимо от того иронична или печальна эта поэзия, независимо от ее тональности  в ней присутствует ощущение большого объема, какая то предельность. Потому она, кстати, пугает поначалу некоторых людей. Это  предельность не абстрактной мысли, не философская предельность, а предельность всегда оправданная  реальным переживанием, чувством. 

В чем же еще специфика этой поэзии?

Трудный вопрос, ведь поэзия, как я сам говорил, всегда целится на невыразимое, целится дать четырехмерный снимок души  - автора и мировой души. Что же можно сказать об этом альбоме этих четырехмерных снимков?

Главное, наверное, что ее характеризует это напряженная интенция. Автор ищет, но не ищет путем перебора чего-то, не шарит по карманам и полкам, он скорее взыскует. Почти в  каждом стихотворении, проявлено это в его словесной форме или нет, есть взыскание. Трудно выразить словами взыскание чего. Это взыскание чего-то целого, чего-то большего, этот постоянный выход за пределы конкретной ситуации, намек на большее на высший синтез. Но слова, которые я использовал: синтез, целое, ничего не говорят, а только вводят в заблуждение. Это невыразимо и это определенно не то, что могли вообразить себе слушающие мой доклад.

Поэтому лучше говорить не об этом целом, которое понять мы не можем, а о качестве самой интенции этих стихов.  Это интенция преодоления, открытости и честности. Это интенция, которая не боится  взглянуть в глаза реального несчастья, увидеть трагизм человеческой судьбы, судьбы современного мира. Она не закрашивает тяжелое и ужасное, не стремиться отвлечься от него и  порадоваться каким-то традиционным поэтическим цветочкам. Пусть и очень красивым. Кажется, что Муза автора целомудренна и одновременно искушена. Она сдержана, сурова и сострадательна. Лирические музыкальные фрагменты звучат обычно приглушенно. Кстати, о музыке. В этой поэзии я вижу глубинную  связь с музыкой двадцатого века. Родоначальником которой считается Шенберг. Под эту музыку невозможно устроить праздничный обед, потанцевать. В отличие от прекрасной музыки, например, Моцарта, Гайдна, Генделя. Эта музыка требует, по крайне мере, от меня, отказа от бессознательного ожидания удовольствия, напряженного вслушивания.  Также и с этой поэзией, в ней, кажется, почти  нет развлекательного аспекта, для своего восприятия она может потребовать от читателя собранности, усилия, определенной степени  пробужденности, выхода из плена ожиданий и готовых ассоциаций.

 Как я сказал ранее, в этих стихах присутствует реальное преодоление, происходящее  внутри душевного пространства автора, без опоры на какие-то готовые вещи, тем более без деланного оптимизма и наигранной восторженности. Это подъем, изменение своего состояния и состояния воспринимаемого мира, - в творческом акте стихосложения. И это преодоление остается жить в этих стихах, мы можем к нему прикоснуться. Мне кажется, в этом главная специфика поэзии Аркадия Ровнера. Ну и конечно, в ней сильно ощущается стихия мысли. Но это на втором месте.

Что же касается формы. Автор обращается с формой совершенно свободно. Рифмой и знаками препинания он озабочен в последнюю очередь. Внутренняя логика стихотворения диктует ритм, обрывы ритма, паузы и намеренное разрушение ритма. В этом есть если не презрение к форме, то намеренное ее нарушение, ради более высокой, и более внутренней формы поэзии.  Это характерно  и для некоторых других поэтов России двадцатого века. Введенский, например. Однако в отличие от поэзии последнего, поэзия Аркадия Ровнера в своем проявленном аспекте обычно не уводит читателя в область Зауми с большой буквы. Внешне оставаясь  в рамках умопостигаемого, она выходит в область невыразимого через намек, через направление, через подачу контраста, через обрисовку тени, и за этой тенью мы ощущаем Присутствие чего-то другого – что и является главным центром и фокусом стихотворения.

И тогда мы отводим взгляд от книжных строчек, и пытаемся всмотреться в то невыразимое, что питает и воодушевляет поэта.

Фотографии разных лет с практикумов и семинаров